Социологи Новосибирского государственного университета Ольга Ечевская и Алла Анисимова при поддержке фонда Фридриха Эберта провели исследование «Сибиряк: составляющие образа/особенности идентичности». Корреспондент Сиб.фм внимательнейшим образом изучил результаты их работы и узнал, как стать сибиряком, заставить Москву слушать регионы и перестать паковать чемоданы.

Чтобы ответить на вопрос «Кто такой сибиряк?», исследователи выслушали мнения 60 жителей Новосибирска, Омска и Иркутска — 45 «обывателей» и 15 «экспертов». Свой маршрут Ечевская и Анисимова объясняют просто: Новосибирск — центр новой Сибири, Иркутск — исторический центр, Омск — промышленный и торговый. С разной степенью условности, но как-то так.

— Конечно, нужно как минимум добраться до Томска и Красноярска, — делится планами Анисимова, рассказывая о возможном продолжении проекта.

Деревенская идентичность, по мнению исследователей, проявляется менее активно, а потому её описание не представляется столь интересным: «сибиряк» как национальный проект мог возникнуть только в городской среде.

Толчком для научной работы новосибирских социологов стала акция «Мы — сибиряки», стартовавшая накануне переписи населения в 2010 году, в рамках которой жителям Сибири было предложено указывать в графе «национальность» не что иное, как «сибиряк». Акция неожиданно получила серьёзную общественную поддержку и очень скоро приобрела едва ли не геополитический масштаб.

— Идеологи акции убеждены, что сибиряки как национальная общность отличаются говором, ведением хозяйства, бытовыми привычками, мировоззрением и даже внешним видом. Причём ещё с 17 века, — рассказывает Ольга Ечевская. — Нам стало интересно, что собой представляет сибирская идентичность, как формируется и при каких обстоятельствах проявляется. Что, в конце концов, сибиряки о себе думают — и думают ли вообще о своей самобытности и уникальности.

Оказалось, что идентичность сибиряка включает в себя сразу несколько важных составляющих: территориальный признак (место рождения или проживания), социокультурный фон (повседневная среда), биографический след (создание семьи и становление карьеры) и политический аспект (средство мобилизации активной части населения).

Их можно поделить на две группы: макро- и микроуровень. В первом случае мы имеем дело с величественной сибирской природой, суровым климатом, бескрайними просторами и бесконечной удалённостью от столиц. Во втором — с этническим происхождением, сибирским характером, историей рода и семьи и личным участием в судьбе региона.

Как и ожидалось, основой самоидентификации сибиряка является территория: живёшь в Сибири — значит, сибиряк. Это самая простая и доступная характеристика, не требующая, в общем-то, каких-либо доказательств. А как быть с теми, кто волею судеб покинул Сибирь и больше в родных краях не появлялся?

Или наоборот — всю жизнь прожил в центральной части России и вдруг переехал в «снежную»?

Ечевская и Анисимова во всём разобрались и всё рассказали. Территориальный признак, по их мнению, совмещает уникальное пространство Сибири с её не менее любопытным климатом и удивительной природой. (Сибиряк — житель не столько города, сколько природы, цитируют социологи ответ одного из иркутских респондентов.)

При этом климат далеко не исчерпывается гидрометеорологическими показателями и погодными условиями. В первую очередь, убеждены учёные, это фактор, формирующий и закаляющий «сибирский характер», основными составляющими которого являются стойкость, терпеливость и самостоятельность.

Природа для сибиряка — носитель и главный образчик красоты. При этом если природа формирует эстетические представления, то климат — философско-прикладные: сибиряк вбирает в себя окружающую красоту и преодолевает жизненные обстоятельства. Огромные открытые пространства у жителей Сибири рифмуются с неосвоенными территориями, внушительным масштабом и ощущением свободы. Что, в то же время, поднимает вопрос об отдалённости, заброшенности, если не сказать — богооставленности сибирской земли.

«Летишь в самолёте два часа над какой-нибудь областью, а за это время мог десять стран пролететь», — рассказывали исследователям жители Иркутска.

— Оторванность жизни сибиряков — важная часть их регионального самосознания, — отмечает Ечевская.

В таких специфических условиях не мог не появиться особый «сибирский характер», который, по мнению исследователей, представляет собой набор отличительных признаков — не столько описывающих собственно сибиряка, сколько его непохожесть на других. Социологи даже обозначили эти признаки: выносливость, упорство, благожелательность, искренность, прямодушие, толерантность, хитрость; и в то же время — скупость, лень, легкомыслие.

Из-за такой диалектики сибиряки, как правило, охотно приходят друг другу на помощь и принимают гостей, будучи при этом сдержанными, закрытыми и малообщительными людьми.

— Нам говорили, что сибиряк — это некое внутреннее качество, состояние человека, — вновь цитируют респондентов социологи.

— Давайте вспомним 1941 год: фашистские войска стоят у стен Москвы, народу говорят, что все армии разбиты, но у нас ещё есть суперсолдаты — сибирские дивизии. И вот они приходят — и рождается целый миф о непобедимости сибиряка. Генералы СС пишут в своих докладных, мол, извините, но мы не смогли удержаться — против нас было четыре сибирских дивизии! — приводит пример мифа о сибирском характере представитель Фонда Эберта Константин Пономарёв. — Как потом вспоминали ветераны, обычно в этих полках настоящих сибиряков было не больше десяти процентов, но всем остальным говорили: «Ты пришёл в сибирскую дивизию, здесь привыкли воевать до конца».

Одним из центральных вопросов исследования стала проблема формирования сибиряка: им рождаются или становятся?

Ечевская и Анисимова пришли к выводу о деятельной природе сибирской идентичности. Факт рождения далеко за пределами Сибири не является принципиальным, гораздо важнее долговременное пребывание и активная деятельность на её территории.

Под деятельностью понимается более-менее всё: от участия в комсомольских ударных стройках прошлого века и перекрытии Енисея до создания семьи и открытия личного дела в конце нулевых. «Оставишь что-нибудь для потомков — тогда станешь сибиряком», — не устают цитировать респондентов социологи.

Объяснение тому следующее. Наибольшая эмоциональная привязанность сибиряка к своей земле проявляется как раз таки в момент преобразования окружающего пространства, участия в жизни края или области. Чем больше вклад приезжего в общее дело, тем скорее его примут за своего. По такому же принципу сибирская идентичность является «зонтичной» для сотен этносов, населяющих регион: сибиряками себя называют все — от обрусевших пленных немцев до приезжих из республик Советского союза, не говоря о тувинцах, бурятах или якутах.

Из-за такого национального котла в сибиряке с самого детства развиваются толерантность и привычка к многообразию. Однако, как только он покидает родные осины и имеет возможность сравнить свой уровень жизни с соседским, его неминуемо оставляет и спокойствие.

— Родной город часто воспринимается сибиряками как отсталый, депрессивный, в целом не слишком привлекательный для жизни, — заключают социологи.

При этом острого желания уехать у большинства нет.

— Вы видели убеждённых сибиряков, осознающих свою идентичность и сидящих на чемоданах? — спросили у социологов.

— Нет... Ну разве что Лоскутов, — предположила Анисимова.

Как можно было догадаться, высокая степень мобильности способствует появлению более развитой рефлексии по поводу собственных ментальных особенностей, но не становится поводом покинуть территорию.

Неудовлетворённость положением Сибири в контексте страны приводит к активизации политического (чаще всего протестного) аспекта идентичности: «Москва vs. Сибирь», «Хватит кормить Москву!», «Сибирь — не колония!» — лозунги гражданских активистов как реакция на несправедливые, асимметричные отношения центра и регионов.

— Проект «Мы — сибиряки» не носит чисто политический или национальный характер, речь не идёт о сепаратизме и самоуправлении, — убеждена Ечевская. — Это осознание проблем и желание привлечь к ним внимание, отчаянная протестная самоидентификация.

К проблемам, описывающим дисбаланс внутренних отношений столиц и провинции, сибиряки относят неравномерно развитую инфраструктуру, излишнюю централизацию, «освоенческий» подход, отсутствие карьерных перспектив, низкий уровень жизни и неконтролируемые миграционные потоки.

Оппонент новосибирских социологов, заведующий кафедрой всеобщей истории и международных отношений Алтайского государственного университета Юрий Чернышов, предложил обратить внимание не только на городские центры Сибири, но и на «глубинку».

— Нужно идти в народ, в деревни и сёла, потому что крупные города — это не показатель. Только глубоко укоренённая идентичность, прочные традиции и уклад расскажут о людях то, что сами они проговорить не в силах. В мегаполисах — интернет и глобальный мир, там ничего не осталось, — уверен специалист.

— В Сибири действительно очень пёстрая картина самоидентификации, и надо учитывать максимально широкий охват, — согласилась Ечевская. — И дело не в том, что городские жители принципиально отличаются от деревенских, в самих городах жизнь зачастую устроена по-разному. Омск, Красноярск, Новосибирск — это всё маленькие самодостаточные «сибири». В какой-то момент у нас даже было ощущение, что как таковой Сибири не существует.

— Мы одновременно являемся и рыбой, и ихтиологом, — поставил точку в прениях профессор Иркутского государственного университета Виктор Дятлов. — Все мы тут — сибиряки, сами жители и сами эксперты. Много чего можем наговорить.

Сибирские учёные не могли не найти общий язык, лишний раз убедился корреспондент Сиб.фм.